Автор: Нина Рябова (Перунова)

На днях снова столкнулась с вопиющей бестактностью представителей социума и «профессиональной среды». Честно, я думала, что многое повидала за восемь лет  вдовства, и ещё больше услышала от других вдов о том, как неадекватно и странно могут вести себя люди, услышав слова: «я — вдова». Но то, что произошло со мной, было удивительно и как-то неожиданно что ли. В общем поотвыкла я наверное от таких реакций и таких людей.

Случай произошел во время обучения на одном курсе, не относящемся ни к вдовству, ни к психологии. Знакомство с участниками происходило онлайн. Все по очереди представлялись, рассказывали коротко о себе и о том, чем занимаются.  Дошла очередь и до меня. Т.к. деятельность мою невозможно отделить от факта, ибо связано одно с другим неразрывно, о вдовстве от меня прозвучало только два слова: «Я овдовела». Все остальное время я много и подробно рассказывала о том, что веду группы поддержки, участвую в благотворительном проекте, являюсь волонтером фонда, помогающего женщинам. Во время воцарившейся внезапно гробовой тишины, поняла, что сильно погорячилась.

После паузы, участники курса вроде как перешли к обсуждению других вопросов. Я было уже расслабилась. Но, неожиданно, в чужом диалоге услышала мнение о себе, которое, кстати, не спрашивала. К теме курса, еще раз повторю, это никак не относилось. Вообще говоря, форматом обмен мнениями об участниках вроде как не предусматривался.

Однако, два человека, один из которых психолог по образованию, а другой — путешественник, в моём присутствии и в присутствии ещё десятка человек решили обсудить на основании того, как я выгляжу и как говорю, тот факт, что с утратой супруга я очевидно совершенно не справилась. От меня «исходит именно такой посыл» и «такая энергетика», которая сразу чувствуется. К этому описанию, «эксперты» добавили, что в таком состоянии вряд ли можно кому-либо чем-либо помочь и вообще создать что-то действительно крутое и полезное. «Утрату она конечно не пережила, да, это видно, и прежде чем помогать другим, надо самой со своими проблемами разобраться. Ведь толстый человек никому не поможет похудеть».

После моего ненавязчивого вмешательства в увлекательный диалог, один из «экспертов» поспешил принести тысячу извинений, разбавляя их тысячей доводов о том, что моп, без обид, но кто-то же должен говорить правду, давать обратную связь и вообще помогать увидеть то, что мне самой не видно.  Пусть в «резкой» форме, но так как «эксперт» сам за резкость, честность и прямоту, а так же имеет опыт переживания утраты родителей, он посчитал вполне уместным сказать это именно так, а не иначе.

«Эксперт» был абсолютно убежден, что ощущения его, его не обманывают, ошибки быть не может, но если я не согласна, то могу прямо сейчас и здесь оспорить его утверждение, рассказать, как себя чувствую, как сама то считаю, справилась ли я, и могу ли в таком состоянии дать что-либо полезное этому миру. Только аргументировано конечно, ибо чуйка настоящих «экспертов» не подводит.

Второй «эксперт-психолог» поспешно ретировался во всех смыслах, хотя в процессе обсуждения моей личности, был весьма категоричен и даже убедителен. А как же. Опыт трудовой деятельности не пропьешь. «Эксперт» — путешественник же, отвечая на мои вопросы типа: «А на каком основании, собственно?», постоянно «переобувался в воздухе», говоря, что он не то имел ввиду, и вообще не об этом говорил.

А о чем, друзья? Почему, с чего вдруг, мы стали говорить о том, кто пережил или не пережил горе? Больше не о чем? Почему посторонние люди дают оценку психологическому состоянию, обсуждают компетентность того, кого они видят впервые. И не просто высказывают свое мнение вслух, а активно навязывают, обосновывают правильность и уместность, несмотря на просьбу прекратить? 

Конечно я слегка опешила, поблагодарила за  «помощь», «квалифицированное» мнение, и высказала своё. Сказала, что говорить незнакомому человеку, о том, что ты про него знаешь больше, чем он сам, как минимум бестактно, тем более, когда не спрашивали. Обсуждать его внешний вид, манеру говорить, как это все свидетельствует о переживании им его утраты, задавать вопросы об этом, — вообще за гранью. Сказала, что обратная связь, должна касаться темы курса, а не чувств участника, которыми он не делился ни с кем из присутствующих и намерен не был. И добавила, что высказавшиеся в мой адрес, вероятнее увидели во мне себя, свой страх, свою боль и свою травму. В любом случае, обо мне они знают только свою историю.

Но, меня не услышали. Ведь я не эксперт. Я всего лишь женщина, потерявшая мужа. Всего лишь организатор групп поддержки. Это всё, что было известно «экспертам».

«Эксперты» не знали, что ещё я провожу собеседования с вдовами, желающими помогать другим. Да, да. Это я, на начальных этапах, определяю, готов ли кто-то, пережил ли утрату в той степени, чтобы безопасно для себя и других, заниматься поддержкой. И хотя редко ошибаюсь, но всегда сомневаюсь, советуюсь, потому что не знаю этих женщин, не живу с ними жизнь.  Я не эксперт, всего лишь тоже вдова, хоть и повидавшая других вдов не мало.

«Не эксперты» —  организаторы фонда единственного в стране, оказывающего помощь вдовам и семьям, потерявшим кормильца, мне эту миссию как не странно доверили. Они никогда не спрашивали, пережила ли я свою утрату, и как себя чувствую.  Эти «не эксперты» видели, что я делаю и как. Читали статьи, которые пишу, слышали отзывы тех, кому помогала. Может быть они поняли, что мне не будет достаточно двух слов: «здрасти, я — вдова». Что с женщинами я буду внимательна, разговаривать долго и предметно. Что дополнительно согласую выводы с психологом, тоже, конечно не экспертом. В отличии от настоящих профи, она вряд ли сможет диагностировать депрессию по фото.

Мир полон людей, имеющих мнение. Мнение о вдове, о вдовстве, о способах переживания утраты, о сроках, о стадиях, о состоянии; о том, что можно, что нужно, кому, как, когда, при каких обстоятельствах, а что нельзя. Их мнение безапелляционно и категорично, основано на жизненном опыте, профессионализме, да что там, на чутье! Люди высказывают мнение повсюду и вслух, уверенные, что оно очень важно, что его должны услышать, даже если не спрашивают. Ну а как, ведь это же правда!

«Нина совершенно очевидно не пережила утрату» — было сказано, чтобы услышала, чтобы вовремя помочь. А то вдруг я восемь лет живу и не подозреваю. Пойду ещё помогать кому-то в таком-то состоянии. Разве можно? Конечно нет! Но, но! Судьба великодушна. Она, смилостивилась над несчастными, теми кто может попасть под моё тлетворное влияние. Не смотря на коронавирус, в условиях, максимально приближенных к боевым, судьба свела меня таки на просторах интернета с прозорливыми путешественником и психологом, которые открыли правде глаза. Нина не пережила утрату.

Нина никогда не думала, что это так заметно, как бегущая строка во лбу, но вероятно это были действительно высококлассные эксперты. Они правы, конечно не пережила.

Ведь прошло восемь лет, а Нина всё помнит.

Нина по-прежнему скучает и любит.

Нина всё ещё злится.

Нина иногда плачет.

Нина воспитывает сына, поддерживая в нем память об отце.

У Нины несколько портретов дома и все на видных местах.

У Нины хранятся фотоальбомы и памятные вещи.

Нина не говорит «держись», «прими», «отпусти» и про «светлую грусть», она рассказывает о муже и о том, как это было у нее.

Нина считает, что можно пережить острое горе, как реакцию на утрату.

Но (между нами) Нина не думает, что утрату можно пережить. Взять и пережить, ну как пубертат, например. Так, чтоб с жирной точкой в конце. Так, чтобы без какого-либо возвращения к этой части своей истории, своей жизни. Чтобы прям совсем, навсегда, стереть без остатка.

Нина никогда не стыдилась слова «вдова» и статуса.

Нина знает, вдова — это навсегда, даже если снова выходишь замуж.

Даже если ты счастлива в браке. А Нина счастлива.

Она прошла через ад и выстояла.

Она вместе с сыном лишилась близкого, родного человека и не согласна с этим «решением свыше».

Она превратила трагедию в трамплин для собственного роста.

Она наполняется новым опытом и принимает его с благодарностью, как бы больно он не давался.

Она радуется каждому прожитому дню и с предвкушением ждёт следующего.

Никогда раньше она не чувствовала большей ценности, насыщенности и осмысленности жизни, как сейчас.

Она благодарна безмерно за всё, что муж дал своей жизнью и своей смертью.

Она учится бесконечно и жадно.

Она занимается тем, что любит и умеет.

Ей доверяют свою боль и тайны женщины разных возрастов, разных социальных прослоек, из разных стран.

Она слышит такие слова признательности, что уже не свернет с пути.

Нина п-е-р-е-ж-и-в-а-е-т свою утрату восемь лет и не ставит точку. Больше того, не собирается.

Это её мироощущение, её жизнь, и она такая ей нравится.

И Нина не слушает ничье экспертное мнение о себе, о своем состоянии, о том, что она может или не сможет, ей это не интересно.

Она очень хорошо знает, чего хочет и делает это. Уже делает то, что может.

А как, это пусть скажут не «эксперты», пусть скажут вдовы. Им Нина больше доверяет. Ей от чего-то кажется, что им видней.